Есть книги, которые увлекают не сюжетом, но проливают свет в душу. Такой книгой для меня является роман Ивана Шмелева «Богомолье». Рассказ от имени ребенка, которого взяли паломничать к Троице-Сергиевой лавре, дарит такой чистотой и радостью, такой светлой печалью об утраченном, и так вдохновляет на добрые дела и мысли в настоящем, что эту книгу, мне кажется, можно перечитывать вновь и вновь.
Раньше так путешествовали – ходили паломниками к святыням. Слово прихожанин и произошло от понятия «приходить», но никак не «приезжать».
«И на дворе, и по всей даже улице известно, что мы идем к Сергию Преподобному, пешком. Все завидуют, говорят: «эх, и я бы за вами увязался, да не на кого Москву оставить!» Все теперь здесь мне скучно, и так жалко, что не все идут с нами к Троице. наши поедут по машине, но это совсем не то. Горкин так и сказал.
– Эка, какая хитрость, по машине… а ты потрудись Угоднику, для души! И с машины – чего увидишь? А мы пойдем себе полегонечку, с лесочка на лесочек, по тропочкам, по лужкам, по деревенькам,– всего увидим. Захотел отдохнуть – присел. А кругом все народ крещеный, идет-идет. А теперь земляника самая, всякие цветы, птички себе поют… – с машиной не поровнять, никак.»
Роман написан Иваном Шмелевым в 1930-31 гг. Париж – Капбретон – место написания. Это тоска по России и в первую очередь по уже утраченной России. Ведь когда писатель вспоминает свое детство и ведет повествование от имени маленького мальчика, которого нет (вырос и стал взрослым человеком – писателем), нет и тех святых мест, о которых он вспоминает. Нет и Чудова, Воскресенского, Страстного монастырей, и храма Христа Спасителя, и Спаса на Бору, и Иверской часовни, и многих других святынь, которые издревле грели и воспитывали душу русского человека.
Как же дорога должна быть нам эта книга, которая через живое, ясное слово оживляет канувшее, но не забытое.
«Светлый лужок, в ромашках. Сидят богомольцы кучкой, едят ситный. Под старой березой – крест. Большая дорога, белая. В жарком солнце скрипят воза – везут желтые бочки, с хрустом,– как будто сахар. К небу лицом лежат мужики на бочках, раскинув ноги. Солнце палит огнем. От скрипа-хруста кажется еще жарче. Парит, шея у меня вся мокрая. Висят неподвижно мушки над головой, в березе. Федя поит меня из чайника. жесть нагрелась, вода невкусная. говорят – потерпи маленько, скоро святой колодец, студеная там вода, как лед,– за Талицами, в овраге.»
Словно путешествуя на машине времени, мы оказываемся в другом измерении, которое оказывается нам не чужим, но безмерно родным. Мы распознаем забытые черты бытия и начинаем лучше понимать себя, сегодняшних, усталых, порою душевно стылых.
Как часто мы сегодня разглядываем прогноз погоды, со сладострастием отмечая «аномальные» явления природы. А солнце, дожди, грозы – они всегда были! Вот и наши путешественники попали под ливень, да еще какой!
«Гром теперь ясно слышен, раскатами. Синее к Москве, за нами, и черное из-за лесу, справа. Я вижу молнию, и Анюта видит,– будто огненная веревка, спуталась и ушла под тучу. Скорее бы до Хотькова дотянуться. Гром уж будто и впереди,– словно шары катают.
– Ка-ак раскатилось-то!..– круговая гроза идет, страшная, не дай Бог!.. О-о-о, отовсюду нахлобучивает!..
И опять я вижу золотую веревочку на туче – мигнула только. Встречный мужик в телеге кричит:
– А вы поторапливайтесь! Покос вон, монастырский, сено монашки убирают-спешат… к сарайчику добирайтесь! У, грозища идет, отовсюду нахлобучивает как… не дай Бог град!..
Он вытаскивает из-под себя рогожу и накрывается.»
«…Совсем нависло, цепляет за березы, сухо трещит, словно ворох лучины бросили: и вот – оглушает громом, будто ударило в тележку. Все крестятся и шепчут «Свят-Свят-Свят, Господь-Саваоф…! Катится долго гром, и опять вспыхивает-слепит, и опять грохает до страху, набегает за нами шорохом – это ливень. Нам машут с луга монашки – скорей, скорей! – Первые капли падают, крупные, как градины. На выкошенном лугу рядами темнеют копны, синеют-белеют трудницы: синие на них платья и белые платочки. Рысью мы доезжаем до навеса, бежим укрыться. Дождь припускает пуще. Старушка монахиня приветливо говорит:
– Перегодите дождичек-то, спаси вас, Господи.»
«… Блещет, гремит и льет. Огромная лужа у навеса – зальет, пожалуй, и куда мы тогда все денемся, надо на крышу лезть. Хочется, чтобы подольше лило. Трудницы выскакивают под ливень, умываются дождиком и крестятся, грохает прямо над сараем. Монахиня говорит крестясь:
– Свят-Свят-Свят… Ах, благодать Господня… хорошо-то как стало, свежо, дышать лёгко!.. Свят-Свят…
Гром уже тише, глуше. Пахнет душистым сеном и теплым лугом, парок курится. Слышно под уходящий ливень, как благовестят в монастыре к вечерням.»
Незабываемое путешествие детства… Сам Иван Сергеевич Шмелев, оторванный от Родины, с радостью вспоминал Россию, в том числе и с поэтом Бальмонтом.
«Лет шесть, по полугоду мы жили рядом… сидели на излучинах у речки – тенистые берега… коряги, сосны, пески и кулики… Я слышал о России, все чаще о России. Мы ее искали, вспоминали… Осень… близка полночь… Вдруг шорох, неурочные шаги… и оклик тихо: «Вы еще не спите?» А, ночные! Еще не спим. И мы беседуем, читаем. Он – новые сонеты, песни… все та же полнозвучность, яркость, но… звуки грустны, вдохновенно-грустны, тихость в них, молитва. Я – «Богомолье»: приоткрываю детство, взываю. Мы забывались, вместе шли… в Далекое Святое, дорогое. Порой я видел влажный блеск в глазах… поэт дарил меня стихами».
А мы? Разве не слышим детский голосок, заправски, чуть важно, беседующий со взрослыми…
«Это не хитро, по машине! А Угоднику потрудиться, правда?»
Уже через много лет, тому мальчику отвечает поэт Константин Бальмонт:
А что ответим мы, сегодня? Для начала нужно просто открыть замечательную книгу и пуститься в незабываемое путешествие с мальчиком и взрослыми паломниками, замосквореченскими людьми: простыми, смешными и грешными, понятными в своих человеческих слабостях, и великими в своей вере, покаянии и надежде.
Незабываемое путешествие детства – незабываемая книга великого русского писателя Ивана Шмелева.