В 1970 году на экраны вышел художественный фильм Григория Козинцева «Король Лир». Съемки этого фильма проходили в древней крепости «Копорье», что находится в Ленинградской области, недалеко от Финского залива.
Первые сведения об этой крепости мы находим в летописях XIII века! В 1241 году Александр Невский двинулся на Копорье со своим воинством, чтобы уничтожить ливонский замок, построенный для освоения этих земель и закрепления на них.
Новгородцы понимали важное стратегическое положение Копорья. Сын Александра Невского – князь Дмитрий, который княжил в Новгороде, возвел в Копорье первую деревянную крепость в 1279 году, но уже через год заменил ее каменной.
С этого времени начинается яркая и бурная история Крепости, которая тесно переплетена с историей нашего Отечества.
В 1282 году, опасаясь усиления власти Дмитрия, сами новгородцы разрушают крепость, однако уже в 1297 году, при князе Андрее Александровиче, строится новая крепость, и она становится важным административным и военным центром Водской земли на столетия.
В середине XVI века Копорскую крепость захватывают шведы, но уже в 1590 году сын Ивана Грозного – Федор, возглавил русское войско и освободил ее от неприятеля. Однако борьба за северо-западные земли продолжалась.
В начале XVII века Копорье, как и Ивангород, Ям, Орешек становится Ингерманландией, и лишь при Петре I борьба за утверждение русского влияния на захваченных шведами землях, возобновляется.
23 мая 1703 года, войска под предводительством фельдмаршала Шереметева начинают обстрел крепости с противоположного берега реки Копорки, то есть с вершины Стрельнинской горы и шведы сдаются.
Первого июня в крепость пребывает Петр I и после осмотра, учреждает новую (Ингерманландскую) губернию, губернатором которой назначается А. Меншиков. Впоследствии, когда Меншиков попадает в опалу, он теряет свои земли, а при Екатерине II, крепость исключается из состава действующих, поэтому начинает разрушаться.
В XIX веке все же проводятся некоторые ремонтные работы, чтобы предохранить крепость от дальнейшего разрушения, но время берет свое.
В центре крепости находится Спасо-Преображенский собор, первые упоминания о котором относятся к 1256 году!
И хотя храм, как это раньше бывало строился вместе с крепостью, но в писцовой книге 1500 года упоминается мужской монастырь, который уже существовал на этом месте в то время.
Собор не раз перестраивался, например, в XVIII веке по проекту С.Волкова – ученика Растрелли. Есть свидетельства, что в этой церкви в 1782 году крестили будущего художника Ореста Кипренского.
Сколько исторических событий помнят эти камни! Чтобы не наскучить однообразным шелестом страниц (для многих читателей уже безликих перечислений исторических событий), попытаюсь оживить память этого древнего сооружения, живой ноткой.
Мало кто знает, например, о том, что в 1734 году в царствование Анны Иоанновны в Копорье размещались две тысячи французских военнопленных. Незначительный полузабытый эпизод о котором можно узнать в архивах, где хранятся в том числе и дневниковые записи тех французов, что были высочайшим приказом размещены в Копорье под неусыпным оком начальника конвоя Людвига Альбрехта (его поместье было рядом – в Котлах).
Так в 1899 году историк Шарль Вильон нашел и опубликовал в Париже старинную рукопись «Путешествие в Московию». Ее автором был некий подполковник Блезуасского полка Агей де Мион. О чем он писал?
«Слева от лагеря располагались палатки старших офицеров. Шесть постов составляли охрану лагеря. Часовые помещались в двадцати шагах друг от друга, с приказом не пропускать нас».
Однако через некоторое время французы получили больше свободы «мы получили свободу охотиться. гулять, писать во Францию… Наконец мы стали более спокойными».
Однако спокойствие продолжалось недолго. Ужасный, гибельный для теплолюбивых французов климат обернулся страшной эпидемией, от которой пленники умирали в то злосчастное время постоянно. В отличие от них конвоиры и копорские крестьяне почти не болели. Другой документ приводит мнение датчанина П. фон Хавена о причине.
«Водка и баня – вот два средства, благодаря которым русские живут и поддерживают свое здоровье».
Вот как это виделось французам в Копорье: «Между комендантским домом и крепостной стеной стояли две небольшие деревянные рубленные постройки… Русские там все время парятся и купаются. они намыливаются и хлещут себя ветками на соломенных тюфяках в жарком месте, предназначенном для этого обычая. Выходят оттуда красные, как вареные, и прыгают в воду, делая зимой отверстия во льду, чтобы туда погрузиться. Два дня в неделю у них отмечено этим обычаем».
Пленных французов в баню не тянуло, так как даже в Версале в то время мыться считалось вредным занятием. Лишь при Людовике XV мыться стало модно.
Уже тогда французы отмечали «отсутствие крепкой хозяйственной руки» в крепости. «Замок (так называл крепость де Мион) разрушается. В одной из стен зияет пробоина, оставленная еще артиллерией Петра I.
Последние частные владельцы крепости эмигрировали в годы революции, после которой, до настоящего времени этим уникальным памятником русской истории и древнерусской военной архитектуры почти никто не занимался.
В 1970-73 гг. в Крепости проводились археологические раскопки, а в настоящее время в крепости ведутся реставрационные работы, о чем свидетельствуют надписи и плакаты, однако, за несколько лет, которые прошли со времени моего последнего посещения крепости, процесс ветшания налицо.
В настоящее время крепость является музеем, где проходят экскурсии, но где вместе с входными билетами выдают письменные предостережения об опасностях, которые подстерегают посетителей, желающих, как раньше залезть на крепостные стены и полюбоваться прекрасными пейзажами, подышать простором.
Копорская крепость – величие и нищета. Чувствуется, что музейщики пытаются заработать хоть что то, чтобы помочь спасению памятника. Вот уже и билеты платные, и сувениры продают.
Но будет ли свет в конце туннеля…
Вообще сколько мы знаем о крепости – все и во все времена отмечали ее постепенное ветшание и разрушение. Наше время не исключение, но страшно, если современный процесс стал уже необратимым.
Да, ничего не поделаешь. Сегодня моим дыханием была грусть…
